Господь не выдаст

Утром и вечером, когда мы заезжали за "ленту", я всегда читал 26, 50 и 90 псалмы и «Богородице Дево, радуйся». Когда мы попали под первый миномётный обстрел, мины рвались прямо возле нашей машины, но она осталась невредимой, а всех остальных осколками посекло. Когда занимали укроповские блиндажи, укропы поставили растяжку (разлет осколков 200м), но усики развели не до конца, поэтому не рвануло. Мы поехали на новые позиции. Я помолился и окропил всех святой водой. По дороге мы подорвались на двух минах – прямо подо мной рванули (БК боекомплект не сдетонировал, хотя везли все для крупного, улитки от АГС раздуло как мячи, гранаты взвелись, но не разорвались, короба ПТУР разорвало, ракеты голые торчали, но не взорвались, из 15 коробов только 2 бронебойных патрона от Утёса разорвались, гранаты в 8 ящиках не сдетонировали). Мины на дороге были так заложены, что от подрыва 2 мин справа должны были взорваться 4 противотанковые слева, и нас должно было разнести в пыль. Когда мы вылезли из машины и заняли круговую, из 24 человек только 4 были на ногах. Укропы стали бить по нам из миномётов, чтобы добить. И опять Господь отвёл – никого не разорвало, не посекло, и в машину с БК не попало, иначе разнесло бы всех. Вечером пришла броня и забрала 4 бойцов, находившихся в тяжёлом состоянии. Остальные дождались темноты и пошли по минному полю на сломанных ногах 2,5–3 километра. Я шёл первым и молился святителю Николаю, чтобы он спас нас. Читал молитвы шёпотом, потому что рядом были укропы. Парни, которые шли в конце, сказали, что слышали, как я молился. Не понимаю, как это возможно. Мы добрались на сломанных ногах до часовни, заползли в какую-то комнату и ждали утра. С первыми лучами солнца на меня смотрел святитель Николай с большой иконы – кому молился, к тому и пришёл. Утром укроповский дрон летал над часовней и корректировал миномётный обстрел. Опять Господь отвёл – снаряды рядом ложились, но из наших никто не пострадал, часовня тоже. Когда за нами приехал КамАЗ, укропы опять начали класть мины, но даже во время погрузки раненых все уцелели. Такое чудо Господь сотворил!

***

В лагере под Ростовом я набрал 3 бутылки святой воды и намотал им на горлышки лейкопластырь, чтобы не перепутать. Первую бутылку парни на постое для чая использовали. Вторую я разделил с другими казаками. Третью бутылку берег и прятал. Когда я кропил всех в машине, то понял, что это обычная вода, потому бутылка была запечатанной. Видимо, кто-то выпил воду, а лейкопластырь намотал, чтобы я не ругался. Окропил всех Во Имя Отца и Сына и Святого Дух. Аминь! Ехал и думал, сказать или не сказать ребятам?

***

Когда мы ехали на марше, то остановились возле села, из которого только что укропов выбили. Практически все дома были с прилетами. Начали работать по адресам. В одном доме на кухне за столом сидел пожилой мужчина и ел сухой паёк – кто-то из наших его угостил. В потолке была огромная дыра, но он не обращал на это никакого внимания. Его жену убило, когда они сидели вместе за этим же столом. Всё в доме было разнесено взрывной волной и осколками, дубовые двери были неестественно вывернуты в разные стороны. Обычный деревенский украинский дом. Глаза этого мужчины буду помнить долго... Как он ел батон! Наверное, в блокадном Ленинграде так же ели. Мы предложили ему поехать с нами. Он долго не мог оторваться от хлеба и понять нас. Никуда он не захотел уходить – здесь его дом (то, что от него осталось), здесь погибла его жена, с которой они столько прожили вместе. Все остальное было неважно. Не знаю, как описать его взгляд и состояние... Я воспитан своей бабушкой так, что хлеб – всему голова. Никогда хлеб не выбрасывался, съедался весь. Из остатков что-то делали – сухари, квас. Бабушка и дедушка прошли Великую Отечественную войну и оккупацию, знали цену хлеба и донесли это до нас. Для меня дико, когда хлеб не доедается, или когда им пренебрегают. Ведь надо же, чтобы нам было комфортно. Глаза этого старика… Он сказал, что никуда не пойдет, а сухпая ему хватит недели на 1,5!

Есть люди, которые сплачиваются несмотря на все лишения и сложности, становятся сильнее и дорожат своими товарищами. Они готовы пожертвовать собой за други своя! Ценности на войне меняются, вся шелуха уходит, вылазит истинная личина человека. Появляются "крысы", которые воруют у своих. Есть предатели, которые сдают маршрут следования, количество, л/с и характер груза за деньги. Есть идиоты, которые звонят кому-то – близким, родным, знакомым. Их пеленгуют, и по этой точке начинает работать артиллерия. Своим желанием позвонить боец сразу вырывает всем товарищам могилу. Другие идиоты, идя справить нужду, пользуются фонариком, ведь это так удобно и комфортно. Зачем думать о своих товарищах? Необходимо думать о других, а не о собственном комфорте.

Кубанка

Для меня кубанка имеет сакральное значение. Возмущает, когда к ней относятся с пренебрежением или просто как к шапке. В нашем отряде я один был в кубанке. Изначально отношение ко мне сложилось как к казаку, хотя серьёзных ребят из спецухи и разведки было достаточно. Все смотрели на кубанку с уважением. Некоторые подходили ко мне и говорили, что тоже являются казаками – кто с Дона, кто с Урала, кто из Сибири, кто из Архангельска и других мест. Казаки жалели, что не взяли свои кубанки. На мой вопрос, почему приехали без кубанки, все отводили глаза и говорили, что не подумали об этом. Только один казак-афганец из Сибири (а таких была целая группа) был с казачьими шевронами.

На войне отношение к казакам особенное, уважительное. Очень важно это не потерять, ведь о человеке судят по его народу! Даже когда я просто тащил свое снаряжение (рейсовый рюкзак с броней, суточный, РД, коробку с медициной, пакеты с сухпаем), то все старались мне помочь. Среди казаков в отряде у нас сложились свои теплые и доверительные отношения. Мы берегли друг друга. И ещё больше берегли то, кто мы есть, и как дороги мы друг другу. Это словами не объяснить! Кто-то раздавал иконки, кто-то делился своими тактическими наработками, старался, чтобы информация дошла и была понятна. Делились чаем, святой водой, снаряжением. Брат старался помочь брату всем, чем мог. Моя кубанка была связующим звеном всей этой братской любви. Дорожите этим нашим символом казачества! Это нельзя потерять и обесценить.

Всё самое ответственное накидывали мне и "Танцору" из спецухи. Когда в строю приходилось надевать шлем, то начиналась лёгкая паника: «Где казак?» Как будто мамку потеряли. Когда произошёл подрыв, я был в шлеме. Кубанка была под броней на груди. Я попытался вытащить себя из завала в КамАЗе. Балаклаву при взрыве развернуло в другую сторону, ничего не видно, ноги горят огнем, дикая резкая боль. Я догадался разорвать балаклаву и попытался выползти из машины. Сейчас могу точно сказать, на что это похоже. Как если бы вытаскивал себя из зыбучих песков – чем больше гребешь, тем больше закапываешь себя. Боковым зрением отметил, что "Юрген" на карачках буксует с автоматом в руках к борту и кричит от боли. Взводный откинул борт и принимает раненых. Кое как я вылез – взводный помог мне покинуть машину. "Танцор" один из немногих был на ногах. Он подошёл ко мне, снял с меня шлем и достал кубанку. Пришло четкое понимание ситуации, включился холодный рассудок. Дальше всё пошло в штатном спокойном режиме. Как это объяснить, я не знаю. В кубанке оказался весь боевой опыт казаков.

Р. S.

На входе в лагерь подготовки нас досматривала военная полиция на предмет алкоголя. А у меня был литр медицинского спирта, бутылка виски и 0.5 самогона для дезинфекции. Всё думаю, приплыл, сейчас обратно своим ходом пойду, как и предупредили. Встал в конец строя и думаю: «Господь не выдаст». Доходит очередь до меня. Я рюкзаки открыл и стою. Проверяющий подошёл, посмотрел на меня в кубанке и сказал: «У тебя без толку искать, ваш брат черта лысого спрячет, не найдёшь!» Развернулся и ушёл. И здесь кубанка помогла.

Многие мои знакомые, которые были далеки от веры, сейчас мне звонят или пишут из-за ленты и просят помолиться за них. Господь даёт нам шанс прийти к Нему в такое время, когда морально-нравственное воспитание падает и люди всё меньше ходят в храм. Слава Богу за все!