Максим Соколов: «Тайная память и тайная скорбь»

Уже много лет День Победы (а также День окончательного снятия блокады Ленинграда) вызывает стереотипные упреки со стороны прогрессивной общественности. А именно – «Жертвы войны были столь велики, страдания народа были столь ужасны, что 9 мая (а лучше 8-го) подобает скорбеть, а отнюдь не праздновать. День окончания войны должен быть днем памяти и скорби, победные трубы и литавры только оскорбляют память погибших».

Собственно, в День Победы вполне и помнят, и скорбят о двадцати семи миллионах погибших. Еще в песне брежневского времени были слова «Это радость со слезами на глазах», и, садясь за праздничный стол, первую горькую чарку выпивают стоя и не чокаясь. Представлять День Победы, как сплошной барабанный бой, фактически неверно и в лучшем случае это есть добросовестная ошибка. Или недобросовестное искажение истины.

Но станем на позиции тех, кто желает исключительно скорбеть. Здесь они могли бы стать со всею Родиной в День памяти и скорби, отмечаемый 22 июня. Ибо в этот печальный день вспоминают именно ужасы войны. Горящие русские хаты, смерть беженцев под бомбами, бессчетная гибель наших солдат, разоренные города, расстрелянные местечки, голод, холод и каторжный труд для фронта, для победы.

Это то, о чем сказано:

«Одна беда, одна тревога,
Одна судьба, одна земля».

Можно как угодно относиться к Сталину и военному руководству СССР, тем более – к Путину и нынешнему режиму, но как ни относись, страдания той поры останутся великими и тяжкими. Тут ничего изменить нельзя, над прошлым мы не властны.

Казалось бы, 22 июня можно сообща помянуть всех жертв войны. После чего вернуться к привычному переругиванию, обличению российского милитаризма, рассказывать, сколь отвратительны российские танки и ракеты, а также обличать патриотический угар черни etc. После 22 июня – пожалуйста, ни в чем вам не будет отказано. И все же – хотя бы один раз в году ведь можно совместно помянуть и русского Ивана, павшего в бою, и зверски замученную тетю Хасю из Бердичева, помянуть всех – бойцов, детей, женщин, стариков, чьи жизни покалечила проклятая война.

Можно и не смертельно трудно, но – не получается. Ни в СМИ соответственной направленности, ни в интернет-дневниках прогрессивных людей скорбная дата вообще не упоминается. Память отшибло полностью. Или память и скорбь наличествуют, но они такие тайные, что вслух говорить о них нельзя. Хотя и неизвестно почему – в остальных случаях эти СМИ и блогеры вполне говорливы, в том числе о предметах интимных.

Впрочем, возможен и иной вариант. Жертвы и страдания поминаются в качестве риторического приема, чтобы подчеркнуть всю неуместность празднования Дня Победы. Если же надобности в этом приеме сейчас нет – 9 мая уже прошло, то и жертвы более неактуальны.

Возможны, конечно, и еще худшие варианты. От нынешних идейных продолжателей тех, кто творил Львовский погром июля 1941 года, конечно странно было бы ожидать скорби в день 22 июня. Мы же не ждем даже формального сочувствия от украинского нацпамятника Вятровича.

Точно так же нельзя было ждать солидарности от совсем уже рьяных идейных борцов с большевизмом. Умильный И.С. Шмелев писал в Париже: «Я так озарен событием 22.VI, великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола. Господи, как бьется сердце мое, радостью несказанной». И 8 октября, когда наша армия была разгромлена немцем под Вязьмой: «…вчера был день преп. Сергия Радонежского, России покровителя. Я ждал. Я так ждал – отзвука, благовестия ждал. Я не обманулся сердцем, Преподобный отозвался… Я услыхал фанфары, барабан – специальное коммюнике: прорван фронт дьявола, под Вязьмой, перед Москвой, армии окружены… идет разделка. Преподобный в вотчину свою вступает, Божье творится…».

Тут солидарности с русским Иваном, подвергнувшимся радостной разделке (что уж говорить о тете Хасе), ждать еще труднее, чем от Бандеры и Шухевича. Но вряд ли нынешние прогрессивные товарищи достигают такого уровня остро-идеологической боевитости. Они просто забыли.

Ну а мы будем помнить их искреннюю скорбь.

Максим Соколов
публицист

Взгляд